“В поисках утраченного времени”

Любой город во все времена имеет некий набор учреждений, обеспечивающих быт его жителей. Одним из таких обязательных атрибутов были и остаются аптеки, менявшие с эпохами местоположение и хозяев. В старом Бресте наиболее известными, с традициями, фармацевтическими заведениями являлись аптеки Янковского, Саского и Сухецкого, действовавшие еще в царский период и вновь открытые вернувшимися из беженства владельцами уже в новом государстве. Аптека Янковского, унаследованная сыном Яном, за польских часув размещалась в здании нынешнего гастронома на углу Пушкинской и Советской, аптека Ежи Саского – тоже по улице 3-го Мая (Пушкинской) рядом с городским рынком (в советские годы это аптека № 1, с 1992 года – музей Родная природа, а недавно зданию вновь вернули исконное назначение). Заведение Сухецкого, в отличие от двух вышеназванных, при Польше вернулось к жизни в том же, что и за царем, здании по улице Ягеллонской, 18 (теперь Машерова), рядом с нынешним магазином Изумруд.

Еще три аптеки, ведущие историю из польского времени, были открыты еврейскими владельцами Давидом Раковым (ул. Домбровского, 46 – угол нынешних Советской и Гоголя), Соломоном Гринбергом (ул. Домбровского, 113) и спулкой Кива Каган – Пейсах Хальперн (Переса, 25 – ныне ул. 17-го Сентября).

На снимке запечатлена аптека Гринберга. Она уникальна тем, что при разных властях (польская, довоенная советская, оккупационная, снова советская и вот теперь белорусская) ни дня не изменяла своему изначальному предназначению.

Архитектор Соломон Гринберг воплотил свои знания в проект собственного дома, разрешение на строительство которого получил в 1923 году. Через два года улицу Домбровского украсило оригинальное здание в три этажа. На двух верхних Гринберги жили, а нижний заняли аптекой, под которую все и затевалось: жена Соломона закончила Киевский мединститут и была провизором.

Отец архитектора жил в деревне под Жабинкой и, несмотря на возраст, с хорошим размахом занимался не свойственными для своей национальности растениеводством, скотоводством, держал пчел… Можно предположить, что предприимчивость и сметка передались сыну.

В собственности состоятельной и высокообразованной четы Гринберг аптека функционировала с 1925 по 1939 год. С приходом советов была национализирована. В 1941 году после нападения немцев Гринберги уехали к отцу в сельскую местность. Всю оккупацию их прятали…

В конце девяностых Брест посетил некто Джек Гринберг, президент нефтегазовой компании из Лос-Анджелеса, оказавшийся сыном того самого Соломона Гринберга, уехавшим с родителями в возрасте 12 лет в Англию, а потом в Америку. Прибыл с семьей – женой, сыном и двумя дочерьми. С поезда гости направились прямиком на Советскую, 101, где располагалась государственная аптека № 3, постояли снаружи и внутри, пообщались со старожилами. Потом поехали в Жабинковский район в деревню, названия которой по некоторым причинам не называем.

На месте выяснилось, что тамошние старики хорошо помнят Гринберга-деда, причем с лучшей стороны. Восторгались тем, как он вел дело: хозяйственный и при этом щедрый. От дома старого Гринберга теперь виднелся один фундамент: в деревне сгорели две избы, и их восстановили за счет пустовавшего строения.

Джек всю дорогу спрашивал про какую-то женщину, не торопясь объяснить, кто она и зачем нужна. Не успокоился, пока не разыскал ее в конце концов в райцентре.

И вот что выяснилось. С момента образования Жабинковского гетто Гринберги прятались в подвале старой деревенской школы. Снабжение продуктами взяла на себя соседка. За свои услуги женщина взимала плату. И когда все из опекаемых выдоила, видно, задумала замести следы: стала подкладывать в приносимую картошку мышьяк. Но мама, аптечный провизор, сразу это ухищрение разобрала. В следующий приход Джек, тогда подросток, врезал женщине по лицу. Спасительницу Гринберги предупредили, что им терять нечего, и, если немцы их здесь найдут, ей будет не отвертеться...

…Все это Джек рассказал на обратном пути. А тогда была тягостная встреча, причины которой никто из сопровождавших не мог понять. Состарившаяся женщина вспоминала пощечину, говорила, что ей до сих пор жжет…

© Василий САРЫЧЕВ