Из всех узников гетто их положение было самым противоречивым. Неся ответственность за других, члены юденрата испили чашу косых взглядов и мелькавшей в чьих-то глазах ненависти за сотрудничество с оккупантами. Как в любом органе, в юденратах наверняка были люди, главной целью ставившие личное выживание, но нельзя утверждать, что таких было большинство. Еврейский совет формировала община, и при всей условности любых выборов можно предположить, что выдвигать старались людей компетентных и заслуживающих доверия.
В оккупированной двумя годами раньше Польше юденраты, создававшиеся немецкими властями как органы еврейского самоуправления, должны были иметь в своем составе влиятельных людей и раввинов. В местечках с еврейским населением менее 10 000 численность совета ограничивалась 12 членами, в крупных общинах, подобных брестской, юденрат состоял из 24 человек.
Исследователь Илья Альтман пишет, что после вступления немцев в Восточный поход первые приказы по созданию местных органов под контролем военной администрации появились в середине июля 1941 года. Командующий тылом группы армий «Центр» так обозначил основные принципы организации и деятельности юденратов: их предписывалось организовывать «в каждом населенном пункте», причем «из местных жителей». Состав таких органов должен был избираться самими евреями. Из состава юденрата выбирали председателя и его заместителя. Председатель должен был сообщить о создании юденрата и представить список его членов местному военному коменданту. Члены юденрата несли личную ответственность за исполнение всех приказов оккупационных властей.
В хранящемся в Государственном архиве Брестской области документе на польском языке значатся 60 фамилий: Г. Розенберг, Н. Ландау, В. Ландау, Краельштейн, Ломажевский, Копер, Мостовлянский, Мильхикер, Хаим Хоц, Гендлер, Розенблюм, Голендерек, Федер, Кравицкий, Баюк, Гольдфарб, Саванюк, Лябрис и другие. Штамп и дата (16 августа 1941 года) подтверждают, что юденрат был сформирован задолго до создания гетто.
Первые в списке Гирш Розенберг (по иронии судьбы однофамилец нацистского идеолога, автора «восточной» политики) и Нахман Ландау – председатель и заместитель. Вряд ли они рвались в начальники, понимая, какой удел их ждет, скорее, не смогли отказаться. Ошер Зисман вспоминает, как обоих руководителей брестской общины среди бела дня на глазах у всех секли плетьми. Было ли это наказание или назидательная порка, автор воспоминаний не уточняет, но можно предположить, что публичное унижение рассматривалось как средство воздействия на общину.
Брестский юденрат разместили в здании закрытой еще с приходом советов еврейской религиозной школы на углу Длугой и Костюшко (ныне – Куйбышева и Гоголя; на этом месте построена стоматологическая поликлиника). Владимир Николаевич Губенко, выполняя рисунок по памяти, вкладывал в него другое содержание: после войны здесь размещался сборный пункт военкомата, открытый в бывшем здании еврейской школы. И вот крупицы информации из разных источников, включая вычерченную узниками схему гетто и факт занятия школы под еврейский совет, дают понимание того, что перед нами не что иное, как былой юденрат.
Утвержденный немцами еврейский совет вынужденно лавировал между требованиями властей и нуждами членов общины, всеми способами продлевая ее существование. По сути, юденрат нес на себе основные функции по организации жизни в гетто и обеспечению его населения.
Помимо вмененных немцами специфических функций, таких как регистрация, учет, расселение в гетто, сбор контрибуций, поставка рабочей силы, юденраты отвечали за оплату труда, распределение продовольствия, организацию питания, социальную помощь и медобслуживание, взимание налогов и штрафов, обеспечение чистоты и порядка в гетто, деятельность мастерских, магазинов, рынков, разрешение административных дел.
При каждом юденрате создавалось подразделение еврейской полиции, вооруженной палками, – и в то же время гуманные службы, такие как отделы социальной опеки, курировавшие детские дома, столовые, больницы, бани, дома престарелых.
Распределял юденрат и продукты, выделяемые евреям властями по дискриминационному принципу. Евгений Розенблат приводит случай, как в середине сентября 1941 года, еще до создания гетто, магистрат принял решение о выделении населению картофеля. Установленная норма в 15 килограммов на человека не распространялась на евреев, которым назначили лишь по семь с половиной кг, но в итоге не дали и этого.
Хлебная норма в первые месяцы оккупации была одинаковой для еврейского и нееврейского населения, но уже тогда иудеев лишили карточек на мясо, молоко для младенцев, кормящих матерей и дополнительных пайков для больных. Постепенно еврейскую норму хлеба довели фактически до блокадной – 125-150 граммов на человека.
Василий Сарычев