Эта книга ждала издания без малого полвека. Илья Эренбург и Василий Гроссман, прошедшие войну фронтовыми публицистами, после освобождения оккупированных территорий занялись – под эгидой Еврейского антифашистского комитета – сбором свидетельств о преступлениях против еврейского народа.
«Черная книга» создавалась на основе писем, дневников и опроса очевидцев по горячим следам. Часть глав составители распределили между другими литераторами с еврейскими корнями, и над брестской темой работала поэтесса Маргарита Алигер – та самая, которой принадлежит:
«Опять они поссорились в трамвае,
не сдерживаясь, не стыдясь чужих...
Но, зависти невольной не скрывая,
взволнованно глядела я на них.
Они не знают, как они счастливы.
И слава богу! Ни к чему им знать.
Подумать только! – рядом, оба живы,
и можно все исправить и понять...»
Итак, вспоминают жители города. Вера Бакаляш: «В день прихода немцев еврейское население сразу же почувствовало тяжесть немецкой лапы. <…> Заставляли танцевать, ползать на животе, а тех, кто не слушался, безжалостно били».
Ошер Зисман: «В начале июля 1941 года немцы забрали евреев на «работу», а в действительности они загнали пойманных евреев в Брестскую крепость, держали там в ужасных условиях – в июльскую жару людям пять дней не давали ни воды, ни хлеба – и всех до одного расстреляли».
Сестры Мария и Суламифь Кацаф: «Ночью с постели забирали: кому удалось спрятаться, тот еще год пожил. Забрали пять тысяч мужчин, в их числе – тринадцатилетних мальчиков и семидесятилетних стариков. Была забрана большая часть интеллигенции: врачи, инженеры, адвокаты, среди них наши хорошие друзья: доктор Готбеттер, доктор Фрухтгартен, доктор Танненбаум, известные адвокаты Берлянд, Адунский, Белов, инженер Мостовлянский и другие».
«У моего старика, – продолжает Ошер Зисман, – немецкие звери, перед тем как расстрелять, вырвали седую бороду. У моего брата... перед расстрелом выбили все зубы, и, когда он упал у могилы, со смехом приказали ему как зубному врачу вставить себе зубы».
В других воспоминаниях, опубликованных за рубежом, Зисман приведет еще такую деталь: «Наряду с 5 тысячами евреев были также убиты несколько сотен поляков. Их заставили копать ямы и сортировать вещи убитых. Их тоже уничтожили, чтобы не осталось свидетелей преступления». Замечу, под «поляками» не всегда подразумевались этнические представители нации, а все местные носители языка.
Сестры Кацаф о бытовой стороне жизни до создания гетто: «С первых дней оккупации евреям был запрещен проход на базар, а тех, кому это удавалось, прогоняли оттуда плетьми и автоматами». Вера Бакаляш: «В окрестных деревнях приказали ничего не продавать евреям. У тех, кому все-таки удавалось что-нибудь купить, все отбиралось».
Приказ носить желтые метки и запрет ходить по тротуарам, вспоминает Таня Гутман, подействовали на евреев угнетающе: «Тогда это произвело огромное впечатление и считалось страшным унижением – мы не знали, какие ужасы ожидают нас».
Сестры Кацаф: «Начались грабежи, забирали все: постели, белье, посуду, мебель. Ни с чем, понятно, не считались; у нашей невестки, беспомощной беременной женщины, забрали единственную кровать и одеяло. Для некоторых их личные вещи являлись единственным источником существования, но продать их было почти невозможно, так как у евреев было запрещено что-либо покупать».
Сегодня эти свидетельства уже не открывают чего-то кардинально нового, больше дополняя картину деталями и штрихами. Для меня откровением стало другое, на что натолкнула сама судьба «Черной книги». За всю войну сталинское руководство ни разу даже не обсудило факты уничтожения евреев на оккупированной территории. Штаб партизанского движения, под боком которого происходил геноцид, не отразил факт поголовного уничтожения евреев ни в одной из директив. О преступлениях нацистов принято было говорить как о злодеяниях против мирного населения вообще. В различных призывах, обращениях и даже подпольных листовках, тематика которых ежемесячно утверждалась отделом агитации и пропаганды ЦК, еврейская тема была опущена.
Случайным это быть не могло, и послевоенные события стали тому подтверждением.
В феврале 1947 года заведующий Управлением пропаганды ЦК ВКП(б) в докладной записке на имя Жданова констатировал нецелесообразность издания «Черной книги»:
«Чтение этой книги, особенно ее первого раздела, касающегося Украины, создает ложное представление об истинном характере фашизма и его организаций. Красной нитью по всей книге проводится мысль, что немцы грабили и уничтожали только евреев. У читателя невольно создается впечатление, что немцы воевали против СССР только с целью уничтожения евреев...»
Распоряжение Главлита об остановке производственного процесса пришло 20 августа, когда книга была в основном набрана и отпечатана. На письма председателя Еврейского антифашистского комитета Соломона Михоэлса управление пропаганды подготовило справку, в которой констатировало, что книга содержит серьезные политические ошибки.
В следующем году набор книги рассыпали.
В том же 1948-м был убит Михоэлс, ликвидирован Еврейский антифашистский комитет, а его активные члены подверглись репрессиям.
При жизни авторов «Черная книга» так и не увидела свет. В СССР она была издана только в 1991 году в Киеве.
Василий Сарычев