Многие собеседники, свидетели эпохи, удивлялись тому, что узники гетто не оказывали сопротивления, не пытались бежать, хотя на работу порой их конвоировал один охранник, и даже на смерть шли, как овцы на заклание. Не берусь утверждать с абсолютной уверенностью, но наверняка сказывались религиозность, и изолированный уклад общины, и обостренное чувство ответственности за тех, кто оставался за проволокой фактически в качестве заложников. Есть мнение, что верующие иудеи, каких было большинство, могли рассматривать страдания и смерть как некий переходный период и воспринять как проявление Божьего промысла. Раввины и юденрат, находясь меж двух огней, также призывали к смирению и покорности, спасению трудом. Продуманно действовали и немцы, с первых дней оккупации охотившиеся на мужчин, чтобы обезопасить для себя гетто, которое еще только собирались организовать.
И все же при любых чистках в сообществе всегда остаются непокорные.
Исследователи считают, что первая подпольная организация стала формироваться в гетто вскоре после его образования и связала между собой несколько разрозненных групп. Она носила название «Освобождение», возглавлял ее Арье Шейнман.
Осенью 1941 года неоднократно нами упоминавшийся Михаил Омелинский работал кочегаром в военном госпитале. Однажды один из еврейских парней, также там работавших, передал ему записку с предложением встретиться с людьми в гетто. Ночью его окольными путями привели в погреб, где при зажженной свече сидели трое, как он полагал, восточников. Михаилу сообщили, что в гетто создается подполье, и предложили возглавить группу по сбору оружия. Омелинский согласился.
Еврейскую молодежь в составе рабочих команд водили в крепость на расчистку завалов. Там было много оружия, посвященным предстояло его собирать и по возможности проносить под одеждой в гетто.
В воспоминаниях участницы комсомольского подполья Вали Зенкиной находим: «Ребята из гетто, которые до войны учились в нашей школе, – Михаил Фаерман, Изя Каган, Володя Эпштейн – работали в крепости и, когда их строем вели обратно в гетто, умудрялись забросить к Пикусам оружие или патроны (“склад” был в сарае за домом). Все они состояли в подпольной организации гетто. Нередко приносили медикаменты и одежду для бежавших из плена военнослужащих».
Гриша Меерович, работавший на расчистке военного аэродрома, занимался разбитыми самолетами – вместе с другими ребятами свинчивал вооружение и в разобранном виде также переправлял в гетто. Летом 1942 года трое ребят из его группы передали в партизанский отряд имени Чернака авиационный пулемет.
Опыт показывает, что подпольные группы – неважно, коммунистические ли, польские или иной принадлежности, в описываемый период или другие времена – редко действуют сами по себе: их либо организовывают извне, либо, в случае стихийного возникновения, вовлекают в сеть с централизованным руководством. Как правило, стихийные группы, сразу или помыкавшись, сами начинают искать связи с центром.
Организация «Освобождение» регулировалась коммунистическим подпольем; член подпольного обкома партии Зинаида Южная вспоминала, как проводила совещания с еврейским активом на квартире Алексея Серафимовича. Другая организация – «Некума» («Месть») – была создана по инициативе варшавской молодежной организации, державшей задачу доносить в гетто нацистский курс на поголовное уничтожение евреев и организовывать для противодействия боевые группы. Узник гетто Моше Смоляр вспоминал, что «Некума» состояла в основном из подростков, распространявших листовки с призывами к сопротивлению и выполнявших роль связных.
Арье Шейнман всю первую оккупационную зиму готовил восстание в Брестском гетто, помимо прочего, покупая и выменивая оружие у полицаев и даже у немцев. Но спецслужба СД имела широкую сеть информаторов, в гетто в том числе, и подготовка была раскрыта. Секретарь юденрата выдал нескольких проникших в гетто организаторов-партизан, и немцы принялись разматывать клубок, прошли аресты. Провокатору это также стоило жизни: его заочно приговорили, и Шлема Каган привел месть в исполнение.
Рахиль Клейнберг, другой активный организатор сопротивления в гетто, действовала под началом Серафимовича. По заданию коммунистического подполья она готовила выход в партизаны четырех десятков молодых евреев, организовала для них обучение по владению оружием. Летом 1942 года, незадолго до часа икс, собранное оружие и боеприпасы были закопаны на поле в паре километров от Каменицы-Жировецкой.
Сама Рахиль, над которой сгустились тучи после того, как охранявший гетто полицай заметил двух прятавшихся в ее доме военнопленных, также готовилась уйти в лес. Она уже выбралась из-за проволоки и скрывалась у Серафимовича. Но из гетто передали поставленное полицией условие: если Клейнберг не вернется, будет массовый расстрел. И Рахиль вернулась, сдалась властям. За ее смерть бдительного охранника искололи ножами, и он умер в больнице – чтобы выжить в то непростое время, надо было много чего не замечать.
Собственно, так и делала значительная часть населения, независимо от связей, симпатий и места службы старавшаяся не знать лишнего и не встревать ни в какие разборки. Неудивительно, что большинство жителей гетто предпочитали продлить свой век в смирении, которое язык не поворачивается назвать конформизмом. Это был принцип непротивления, уклад и образ мышления, в большинстве случаев поощряемый юденратами и религией, и, надо сказать, в этом смысле психология узников гетто не столь уж сильно отличалась от линии поведения тех, кто жил по другую сторону проволоки.
Не возьмусь судить и раввинов, которые были в известном смысле психотерапевтами, дававшими людям успокоение в безнадежной ситуации с учетом того, что большинство населения гетто составляли неспособные к сопротивлению женщины, дети, старики. И те из служителей культа, кто с честью пронес свой мученический крест, достойны большого уважения. Жительница Бреста Полина Головченко вспоминала, как еще до ликвидации гетто встретила колонну мужчин, которых гнали по Московскому шоссе. Шагах в двадцати впереди колонны шел раввин. В какой-то момент конвоиры натравили на него собак. «Собаки скачут на него, рвут, за бороду хватают, а он хоть бы рукой двинул. Идет и даже не отбивается... Тут народ (стоявшие по краям шоссе многочисленные зеваки. – В.С.) зашумел, заволновался, и немцы собак убрали».
Михаила Омелинского, когда пришло время, ознакомили с планом действий на случай ликвидации гетто. Вооруженные пулеметами группы прикрытия, командиром одной из которых назначили служившего срочную в польской армии Михаила, должны были открыть по карателям огонь, другие – поджигать дома и склады на территории гетто, с тем чтобы население получило шанс бежать в возникшей суматохе. Были намечены улицы, по которым следовало прорываться к лесу, и место последующего сбора. Но незадолго до «окончательного решения» немцы сработали на опережение и провели многочисленные аресты, сделавшие вооруженное выступление невозможным.
Не состоялся и выход в лес молодежной группы, которую готовила Рахиль Клейнберг: в сентябре 1942 года отряд поменял место дислокации.
О том, что ждало бывших узников гетто в партизанских отрядах, читайте в следующей главе.
Василий Сарычев